«Бобруйская зона максимально оперская». Экс-политзаключенный о ШИЗО и порядках в ИК № 2

6 июня 2025 в 1749232920
ПЦ "Вясна"⠀

Минчанина Михаила (имя изменено в целях безопасности) задержали осенью 2020 года, а через год осудили на пять лет. Политзаключенный отбывал срок в бобруйской колонии № 2, а после освобождения уехал из Беларуси.

Михаил рассказал «Вясне», почему ИК № 2 «максимально оперская» и как там в открытую «занимаются сучьем»; как он в ШИЗО жонглировал хлебными шариками и подкармливал мышей, чтобы не сойти с ума; как в неволе жил в стрессе, а на свободе продолжает придерживаться тюремного минимализма. А также герой порассуждал, существует ли арестантское братство и безопасно ли присоединяться к локальным тюремным сообществам.

В целях безопасности подробности преследования Михаила не публикуются.

Время, проведенное в колонии, Михаил описывает как «зависон между сном и явью». Как говорит минчанин, администрация бобруйской колонии создала там жесткий режим, специально для «политических». Чтобы сохранить хорошее психологическое состояние, собеседник жил обособленно от других узников и «не выходил в эфир». Главный тюремный лайфхак Михаила - привыкнуть к нестабильности. Некоторые тюремные привычки, говорит он, сохранил и после освобождения. Нынешняя свободная жизнь напоминает ему уравнение с многочисленными неизвестными.

Из карантина сразу в ШИЗО

Как рассказывает Михаил, по приезде в колонию он сразу подвергся давлению со стороны сотрудников. В карантине его спровоцировали и отправили в ШИЗО.

«Они специально создают ситуацию, в которой ты вынужден нарушить правила внутреннего распорядка. В принципе, в колонии это не сложно. Там миллион этих правил. Они могли прийти и выписать нарушение за то, что я не побрит, или за что угодно. Сначала это шокирует, потом уже к этим ШИЗО привыкаешь».

Кормил мышей и жонглировал хлебными шариками

В ШИЗО Михаил провел 20 суток в одиночной камере без окон. Бывший политзаключенный говорит, что все это время сидел как в яме.

«Ты еще не успел зайти в эту колонию, обжиться, понять хоть какие-то правила, а тебя сразу в ШИЗО. Там в камере висит список правил. Один пункт меня очень "порадовал" - что, не освобождая из ШИЗО, тебе могут прибавлять "сутки". Мне сначала дали 10, а затем еще 10. Когда назначили следующие, меня это сильно огорчило. Ведь моя камера была без окон. Сидишь как в яме. Сначала продолжительность дня и очень медленное течение времени убивают.

После психика и мозг постепенно адаптируются. Начинаешь заниматься спортом, придумывать себе какие-то занятия. Я там подкармливал мышку и жонглировал хлебными шариками. Честно, после двух недель к такому образу жизни привыкаешь. Возможно, со стороны это выглядит как временное помешательство».

«Бесплатный ретрит» или ШИЗО как вынужденная медитация

Собеседник рассказал, как в таком длительном одиночном заключении старался находить положительные моменты.

«Пребывание в таком состоянии можно сравнить с медитацией или какими-то духовными практиками, когда люди закрываются в ските или сидят в пещере. Как говорил один узник: "Мне устроили бесплатный ретрит". У меня там были очень яркие сны, сильно углубился в воспоминания. Днем там очень много свободного времени. По правилам, спать запрещено, но ты прислонился к стене и словно дремлешь. И в этой полудреме воспоминания открываются сами собой. В сумме я провел в ШИЗО около 100 суток. Позже уже такого эффекта я не достигал. Первый раз там вспоминаешь всю жизнь. Память словно открывается. В какой-то момент у меня даже начались легкие галлюцинации. В щелях на стенах виделись различные визуальные образы. Но, конечно, это все вынужденная медитация».

В последующем, когда Михаила отправляли в ШИЗО, он использовал изолятор как место социального детокса.

«В течение полугода я еще раз "ездил" в ШИЗО на 20 суток. Тогда я уже знал, как там и что там. Поэтому шел в изолятор без страха. Иногда мне даже нравилось быть одному. Ведь если тебя надолго забрасывают к какому-то неинтересному сокамернику в небольшое пространство, то лучше уж одному быть».

«Тебе могут создать любой режим в любой колонии»

В бобруйской колонии за несколько лет заключения у политзаключенного ни разу не было длительного свидания.

Как говорит собеседник, в зависимости от отряда условия содержания там сильно разнятся.

«Основное, что я понял в заключении - тебе могут создать любой режим в любой колонии. В колонии с общим режимом тебя могут удерживать как на строгом».

Режим - как в армии, промзона - как на госпредприятии

Михаил работал на переработке вторичного сырья: доставал проволоку из старых резиновых изделий.

Бобруйская колония довольно большая. Как говорит Михаил, во время его заключения в ней находилось от 2500 до 3000 человек. Но на промзоне нет такого объема работы, чтобы обеспечить всех. К тому же отдача от работы там очень низкая.

«Промка в колонии - это обычное госпредприятие. Хотя я там никогда и не работал. Колония - это идеальный шторм. Если режим там - это как армия, то производственные процессы - в самом плохом смысле, государственное предприятие».

Стресс, который длится годами

Михаил говорит, что в колонии много занимался спортом и много читал. Порядки в ней он сравнивает с сумасшедшим домом.

«В колонии все действия администрации бессмысленны и нелогичны. Взять те же постоянные внешние проверки. Их столько даже не нужно, но они постоянно приезжают. Каждую неделю-две кто-нибудь приезжает. Мужики высоких чинов проверяют твои тумбочки. Особенно они давят на людей с желтой биркой. Большинство этих проверок направлены именно на политзаключенных. Якобы от проверок зависит какое-то воспитание. Конечно, они просто создают "политическим" дискомфорт».

Собеседник говорит, что администрация бобруйской колонии создала такой режим, что заключенные постоянно находились в стрессовом состоянии.

«Ты там постоянно на таком стреме, что просто невозможно. Одно дело, когда стресс внезапный. Он прошел и закончился. А этот стресс, который длится годами. В принципе, понятно, что проживание там не заточено на то, чтобы не создавать стрессовых ситуаций. Но именно для "желтых бирок" там созданы такие условия, которые этот уровень стресса повышают в два-три раза».

«В открытую занимаются сучьем»

Кроме того, что у политических постоянно проверяют их личные вещи и контролируют, с кем те общаются, в бобруйской колонии очень распространено стукачество, говорит Михаил. Из-за этого заключенные вынуждены постоянно жить в атмосфере недоверия и напряжения.

Ссученный - на тюремном жаргоне это заключенный, который из-за каких-то корыстных или иных обстоятельств открыто или негласно сотрудничает с администрацией исправительного учреждения.

«Тема со стукачами там очень развита. Ты только что-то откровенно скажешь, через час к тебе уже подходят. Когда началась война (полномасштабное вторжение России в Украину 24 февраля 2022 года), все бурлило, все это обсуждали. Один из стукачей начал провоцировать и говорить, какие все были дураки, кто выходил на протесты в 2020 году. Я тогда был еще не очень опытный, на эмоциях ответил ему. В итоге меня посадили в ШИЗО.

Там всегда нужно быть начеку. С одной стороны, нужно знать, что ответить зэкам. Ведь если идет личный наезд, то нужно отвечать, иначе будешь не очень хорошо себя чувствовать в принципе. С другой стороны, если будешь проявлять слишком overreacting (чрезмерная реакция), привлечешь внимание администрации и будешь наказан».

Дистанцироваться от всех тюремных процессов и комьюнити

Как рассказывает Михаил, многие узники, приезжая в колонию из СИЗО, думают, что там отношения такие же, как в следственном изоляторе.

«Многие думают, что в колонии существует какое-то арестанское братство или какая-то поддержка. По факту в бобруйской колонии некоторые чуть ли не в открытую занимаются сучьем, работают на оперов.

Знаете, есть три такие обезьянки, у которых закрыты рот, уши и глаза. Первое время, пока ты там сидишь, нужно научиться быть той обезьяной, которая закрывает рот. Ведь из-за этого ты можешь лишний раз пострадать, причем ни за что. А потом ты понимаешь, что лучше вообще превратиться одновременно во всех этих трех обезьян. Дистанцироваться от всех тамошних процессов, даже от внутренних комьюнити, ведь это ничего тебе не дает, а только приводит к проблемам. Ведь к заключенным с желтой биркой тройное внимание, и ты по-любому залетишь.

Еще из того, что там сильно напрягало, это непонятные правила игры. Многое зависит в разных отрядах от отношений опера и отрядника (так называемые воспитатели) и атмосферы внутри коллектива. Один отряд ну просто полностью ссученный, банка с пауками. Там усердствуют, чтобы тебя утопить, словно они там сидят на зарплате».

Поздравил узника тортом и попал в ШИЗО

Собеседник рассказывает, насколько возможно в колонии построить локальное сообщество и чего это может стоить.

«Какое сообщество. Когда ты там начинаешь общаться вдвоем-втроем, к тебе сразу повышенное внимание. Скорее всего, вас раскидают по разным отрядам. Конечно, можно перекинуться парой фраз, но опять-таки обязательно "будет доложено". Как пошутил там один опер: "Вы громче разговаривайте. У моих стукачей не такой хороший слух"».

Однажды Михаил решил поздравить другого осужденного с освобождением из ШИЗО и за это сам попал в изолятор.

«Конечно, в тюрьме с кем-то ты в более хороших отношениях, ведешь более искренние разговоры. Но в Бобруйске все связи, контакты режут под корень. Бобруйская зона максимально оперская. Опера там реально работают, реально пашут. Анализируют, смотрят, подслушивают за "политическими" с помощью других зэков.

В конце 2023 года я встречал одного человека из ШИЗО. Приготовил для него чай, торт. Я хотел поддержать. За это меня самого отправили в ШИЗО».

Михаил слышал от сидельцев из других колоний о примерах взаимоподдержки и проявления солидарности. Он говорит, что в бобруйской колонии все это почти невозможно из-за жесткого режима, который создала администрация.

«Как мне рассказывали те, кто сидят по 328 ("наркотическая" уголовная статья), эта система так работает уже давно, еще до 2020 года. К ним, как и к "политическим", такое же предвзятое отношение со стороны администрации колонии.

Вы ограничили людям свободу, так и отстаньте уже от них. Они никуда не лезут, не рвутся. Пусть живут спокойно. Нет, эта тюремная система устроена таким образом, чтобы постоянно кого-то толкать. Может, это связано с необходимостью отчетности или еще с чем. Причем часто со стороны сотрудников колонии даже не видно особого желания исполнять эти указания».

Не вылезай в эфир

Михаил рассказывает, что, как только кто-то из политзаключенных публично высказывается на какую-то общественно-политическую тему, об этом сразу доносят оперу и высшим сотрудникам. Собеседник советует - в колонии лучше «не вылезать в эфир», то есть публично нигде ни о чем не высказываться, чтобы не попасть под дополнительные репрессии.

«Чтобы сбежать от медведя, не нужно быть самым быстрым. Нужно просто быть не самым медленным. Так и в колонии. Необязательно быть уж совсем незаметным и ни с кем не общаться. Достаточно просто не лезть "в эфир"».

«Где-то почитал, где-то позанимался спортом, где-то "съездил" в ШИЗО»

Единственное, что радовало в колонии, рассказывает Михаил, это чтение книг и занятия спортом.

«В колонии большая библиотека, я там очень много читал. А до 2022 года мне присылали книги в посылках. Впоследствии и это запретили. Например, "1984" (роман-антиутопия Джорджа Оруэлла) нельзя было передавать. Причем такие запреты ввели и не для "политических". Формально сделали так, что, если хочешь получить книгу, нужно писать отдельное заявление, отмечать автора и название. Но, насколько я знаю, по факту ничего в тюрьму не доходит из книг.

Доступ к спортивному городку "политическим" также запретили. Так я занимался на локальном участке, там, где позволяло пространство. ШИЗО также было своеобразным местом силы, где можно было отдохнуть от других и побыть одному. Так и чередовал: где-то почитаешь, где-то позанимаешься спортом, где-то в ШИЗО "съездишь"».

Дни склеиваются в один, и попадаешь в детство

До задержания Михаил занимал руководящую должность в частной фирме: имел много трудовых обязанностей и ежедневно принимал сложные решения. Собеседник рассказывает, насколько тяжело адаптироваться к тюремному образу жизни, где от тебя ничего не зависит, а «правила игры» совершенно непрозрачны.

«Еще в СИЗО ты понимаешь, что от тебя уже мало что зависит. Мозгами ты еще на свободе, озабочен внешними вопросами. Ты еще этого не осознаешь, но эти вопросы тебя уже практически не касаются. После того как получаешь срок и приезжаешь в колонию, попадаешь в такое достаточно интересное состояние. Где-то его даже можно сравнить с детством. За тебя все решили: когда тебе спать, когда есть, мыться и что носить.

Ну и ты же не будешь этому долго сопротивляться. Постепенно привыкаешь жить в таком ритме. И на самом деле благодаря этому быстрее бежит время. Дни склеиваются. У меня они начали склеиваться на четвертый месяц в СИЗО. Я шутил, что, сколько бы мне ни дали, я просижу три месяца и один день. Только в моем случае этот один день растянулся на три с половиной года».

«Зависон между сном и явью»

Как говорит Михаил, такое отношение к происходящему помогло ему сохранить себя. А главный лайфхак бывшего политзаключенного - привыкнуть к нестабильности.

«В колонии я видел много людей, которые продолжали накапливать в себе злобу и переживания. Это тебя разрушает изнутри. И из-за этого ты начинаешь где-то неадекватно себя вести. Из-за этого ты лишний раз попадаешь "в эфир" и больше ездишь в ШИЗО. Поэтому в колонии следует быть немного фаталистом и как бы зависнуть между сном и явью. Ты и не спишь, но и не живешь. Ты всегда должен быть готов к тому, что люди вокруг постоянно меняются, декорации меняются - и ты уже за это не переживаешь. Это такой режим гибернации (энергосбережения), спячки.

Наверное, главное, чему я там научился ради самосохранения - ты привыкаешь к тому, чтобы не создавать привычек. Ты начинаешь чувствовать, что что-то действительно изменится, только за месяц до освобождения. В мозгу начинаются конвульсии, что неужели действительно скоро что-то изменится».

«Мы хотим сохранить дзеновскую простоту»

После освобождения Михаилу, как и многим другим бывшим политзаключенным, пришлось возвращаться из состояния «зависона» и «гибернации» к обычной жизни. Он говорит, что адаптация к свободе продолжается и сейчас.

«Не могу сказать, что я уже на 100 процентов избавился от всего этого. Конечно, многие вещи меняются сами собой. Но первую неделю даже трудно понять, чего ты вообще хочешь. Даже что ты хочешь съесть. Заходишь в магазин, видишь много продуктов и не понимаешь, зачем столько всего.

С вещами я даже и сейчас придерживаюсь тюремного минимализма. Вокруг столько всего, словно мир сошел с ума с этим потреблением. Хочется сохранять дзеновскую простоту. Не хочется обживаться вещами. Ведь там привыкаешь годами жить в таком состоянии, когда у тебя всего две сумки - одна с едой, вторая с одеждой - и тумбочка, в которой книжка и тетрадь.

Первая квартира, в которую я заселился после выезда из страны, сначала пугала меня своими размерами. Я не понимал, зачем столько пустого пространства. Помню, как в ШИЗО однажды переговаривался с соседом из камеры рядом. Так он говорил: "Живу как хомяк - в одном углу ем, во втором сплю, в третьем сру". Частично такое ощущение сохраняется и по освобождении. В моменте это шокирует, но по прошествии, несмотря на весь ужас, в воспоминаниях это остается как интересный опыт.

Но в целом я вернулся в жизнь, которая похожа на уравнение, в котором много неизвестных переменных. Сейчас постепенно пытаюсь его решать».